БАНЬКИ

Исключенная из продажи К. С. Орлову фабрика формально принадлежала А. К. Галлеру, а затем его наследникам. Но фактически там уже с 1854 г. был новый хозяин, московский купец Н. Я. Поляков. Одолжив деньги Галлеру, он устроил в помещениях фабрики ткацкое заведение, не подавая о нем официальных сведений. В 1856 г. Поляковы основали небольшое красильное заведение, которым руководил наемный мастер К. И. Миттельштедт. "Подпольное" производство приобретало все больший размах. С 1861 г. К. И. Миттельштедт стал арендовать красильное заведение и повел самостоятельное хозяйство. И только тогда, когда назрела необходимость нового строительства, Полякову пришлось раскрыть карты. 19 октября 1868 г. была оформлена купчая, по которой "писчебумажная фабрика с землей при селе Знаменском три десятины за 6589 рублей с публичного торга за долг Александра Галлера (через 9 лет после его смерти.- Е. М.) перешла к Полякову Николаю Яковлевичу" К делу тут же присоединились его брат Александр и другие члены семейства Поляковых. Проводятся новые работы по строительству и реорганизации фабрики, и уже в 1871 г. она впервые упоминается в "Атласе промышленных заведений Московской губернии" как предприятие, на котором работало 450 человек. Если в старом корпусе, который рабочие называли Николаевским по имени его первого владельца, преобладали ручные ткацкие станки, то в построенном его братом новом Александровском корпусе их сменили механические. В 1880 г. Н. Я. Поляков основал ткацкую фабрику в Ново-Никольском. Вскоре А. Я. Поляков стал полным хозяином фабрики в Баньках, получившей название Знаменской мануфактуры по расположению близ села Знаменского-Губайлова, а после банкротства Николая он прибрал к рукам и Ново-Никольскую фабрику. В 1884 г. Поляковы приобрели еще одну фабрику в Щелкове, а в конце 1880-х гг. объединили свои предприятия в Товарищество Знаменской мануфактуры. В начале XX в. капиталы этого объединения составляли от 3 до 4 млн. рублей, а ежегодные прибыли - до 200 тыс. рублей. Во главе объединения стоял А. Я. Поляков, а директорами фабрик он назначил своих сыновей: Александра в Ново-Никольском, Якова - в Баньках, Константина - в Щелкове.
Быстро богател и К. И. Миттельштедт. В 1872 г. он выкупил у Поляковых за 20 тыс. рублей красильное заведение, расширил и переоборудовал его, доведя число Рабочих до 450 человек, а впоследствии объединился с крупным московским предприятием в Товарищество Московской красильни, оставив за собой должность директора фабрики в Баньках.
Так в 50-70 гг. в двух верстах от села Губайлова вырос фабричный поселок Баньки, насчитывавший в начале XX в. более 1200 жителей. Первое подробное описание его дал известный врач-гигиенист Ф. Ф. Эрисман в "Сборнике статистических сведений по Московской губернии".
В конце октября 1880 г. Ф. Ф. Эрисман посетил и обследовал фабрику Полякова. На фабрике работало около 500 рабочих, которые обслуживали 75 ручных станков, оставшихся от прежнего ткацкого заведения, 350 новых "механических" станков, несколько мотальных и сновальных машин. Рабочий день продолжался с 5 часов 30 минут утра до 8 часов вечера с получасовым перерывом на завтрак и часовым перерывом на обед. Цехи были сплошь уставлены станками, между которыми оставались проходы не более поларшина, и только в механическом цехе имелся главный проход шириной аршин с четвертью. Было пыльно, вентиляция осуществлялась только через форточки, имевшиеся в нескольких окнах в каждом из цехов.
Часть рабочих вербовалась из жителей соседних сел и деревень, но подавляющее большинство составляли выходцы из отдаленных мест, особенно из Смоленской и Калужской губерний. Почти четвертую часть всех рабочих составляли дети и подростки. Заработная плата ткача была от 10 до 16 рублей, а женщины и подростки зарабатывали от 6 до 9 рублей в месяц. Расчет зарплаты проводился лишь 4-5 раз в году, к праздникам, и редко кому удавалось получить полностью заработанные деньги. За любое нарушение записывались штрафы, а за прогул вычиталось от 75 копеек до 1 рубля - сумма, равная двух-трехдневному заработку.
Фабричные постройки находились в болотистой котловине, окруженной лесистыми склонами, у самого берега пруда, образованного на речке Баньке. Рядом, на склоне холма, были построены кирпичные казармы для рабочих. Одна казарма называлась семейной. Ее первый этаж занимала кухня, а на втором и третьем этажах по обе стороны узкого коридора были отделены дощатыми перегородками коморки размером 3,5X4 метра, в каждой из которых жило по две семьи. В другой казарме на втором этаже помещалась общая спальня для мужчин, на третьем - для женщин. Все убранство спальных помещений составляли сплошные деревянные нары и мешки с соломой вместо матрацев.
Даже в те часы, когда люди были свободны от работы, они оставались зависимыми от хозяина. Для рабочих, проживавших в казарме, были вывешены подписанные хозяином "Правила":

"1. Соблюдать чистоту и опрятность.
2. Помои и сор выносить в помойную яму.
3. Драки и безобразия не дозволяются.
4. Игры и все вообще запрещается.
5. Вход мужчинам в женские отделения не дозволяется.
6. Игры на гармониях и петь песни запрещается.
7. После 10 часов вечера в корпусе чтоб было тихо.
8. Посторонним лицам вход воспрещается.
9. Самовары ставить к согреванию воспрещается.
10. Каждый рабочий по расчете обязан немедленно выбраться из корпуса.

За неисполнение вышеописанного по донесению коридорных виновные штрафуются в первый раз 1 рубль серебром, во второй раз рассчитываются".

В летнее время многие рабочие, не желая оставаться в душных и сырых казармах, переселялись в сколоченные из досок балаганы, которые они соорудили позади спальных корпусов.
Еще хуже было положение рабочих на красильной фабрике Миттелыптедта. Здесь рабочий день начинался в 4 часа утра и заканчивался в 8 часов вечера, фабричные помещения были темные и сырые, пропитанные испарениями из красильных чанов, в жилых помещениях имелись только общие спальни, а из 224 осмотренных Ф. Ф. Эрисманом рабочих 83 были дети и подростки от 8 до 18 лет.
Местность рядом с фабричным поселком была безлюдная. Продовольствие приходилось покупать в долг в лавке, принадлежащей родственнику хозяина. Большинство рабочих питались артелью, затрачивая на "харчи" - 6 рублей в месяц. Остальные, особенно холостые, чаще всего перебивались всухомятку и получали прозвище "кусочников".
Тяжелый изнурительный труд, плохое питание, недостаток одежды и обуви (многие рабочие во время осмотра в осеннее время работали босиком) приводили к частым заболеваниям. Забота фабрикантов ограничилась организацией при фабрике Полякова больницы на четыре койки, которая занимала одну комнату размерами 3,5x4 метра. Но врач появлялся в больнице пять-шесть раз в году, а единственный фельдшер, как отмечает Ф. Ф. Эрисман, лишь составлял фиктивные отчеты, в которых выводил произвольные цифры. Во время осмотра здесь находилось четверо больных: трое с чахоткой и один с ожогом лица и рук, полученным в паровой. Но в обычное время больница пустовала, так как "легкие" больные не освобождались от работы, а "тяжелые" отправлялись домой и только в редких случаях препровождались на лечение в Москву.
Во время обследования фабрик Ф. Ф. Эрисман осмотрел и опросил более 600 рабочих в поселке Баньки. Подавляющее большинство из них было неграмотно. Из 424 мужчин только 129 имели одноклассное образование и 20 - "полклассное", а из 185 женщин такое же образование имели лишь 9 человек.
Предметом особой заботы фабрикантов была церковь. А. Я. Поляков построил церковь в селе Черневе, восстановил и расширил Знаменскую церковь в Губайлове. Рассказывали, что он сам был церковным старостой, а в праздничные дни нес кружку для церковных сборов, и рабочим приходилось выкладывать свои гроши под требовательным взглядом хозяина.
В 1882 г. при фабрике Полякова была открыта начальная школа. Впоследствии школа стала четырехклассной. В 1906 г. в ней училось более 80 детей. Учителями были священник Губайловской церкви Успенский и дворянин Розанов. "Они как бы с особенным наслаждением издевались и мучили ребят,- говорится в воспоминаниях рабочих Н. И. Лесина и Я. М. Ефремова,- и из маленьких живых ребятишек вырастали забитые, пришибленные школой люди с головами, набитыми часословами, псалтырью и житиями святых и "добрых" царей".
Позже назначенный директором фабрики Яков Поляков построил для себя двухэтажный особняк в стороне от поселка, на высоком холме между речкой Банькой и ее притоком. Окруженная лесами и живописными полянами, дача получила название Лисьи горы по имени одного из близлежащих оврагов. Здесь весной и летом 1899 г. гостил известный поэт-символист К. Д. Бальмонт, возвратившийся в Россию после двухлетнего пребывания в ряде европейских стран. Обилие впечатлений и знакомство с достижениями европейской литературы не заглушили в нем тоску по Родине. "Я себя чувствую на подмостках, среди декораций,- писал он.- А там - вдали - моя родная печальная красота, за которую десяти Италий не возьму".
Неудивительно, что приезд в Лисьи горы очаровал поэта красотой и свежестью русской природы, пробудил необычные чувства, воплотившиеся в прекрасных стихах:

Запах солнца? Что за вздор?
Нет, не вздор.
В солнце звуки и мечты.
Ароматы и цветы
Все сплелись в согласный хор,
Все слились в один узор.
Солнце пахнет травами,
Свежими купавами,
Пробужденною весной
И смолистою сосной,
Нежно-белоткаными
Ландышами пьяными,
Что победно расцвели
В остром запахе земли.
Солнце светит звонами,
Листьями зелеными,
Дышит вешним пеньем птиц,
Дышит смехом юных лиц.

Десять лет спустя К. Д. Бальмонт с глубокой нежностью вспоминал об этих впечатлениях: "...Я радовался каждому цветку, каждой малой былинке, вон тем полевым ромашкам на взгорье, нежным, еще клейким листочкам тонких берез, болотному растеньицу, глядящемуся в зеркальце речонки, змеевидным тропинкам леса-парка и этой заброшенной беседке, вознесенной над зеленым яром. Рыжие муравьи бегали по дорожкам - Солнце и их пьянило, не только меня. Малые птицы со свистом перелетали с дерева на дерево. Дружная большая семья была в неустанном празднестве жизни. Радость быть в гостях и быть дома. Внимательные души. Внимательные глаза. Детские крики и девический смех. И там были качели. И были чарования Луны".
Бальмонта и Я. А. Полякова роднила женитьба на сестрах из купеческой семьи Андреевых. Второе поколение Поляковых отличалось от старших образованностью и более широким кругом интересов. Яков участвовал в археологических исследованиях, его брат Александр при Ново-Никольской фабрике устроил клуб, где давались самодеятельные рабочие спектакли; Сергей Поляков, получивший университетское образование математика, был страстно увлечен поэзией символистов. Гостями К. Д. Бальмонта в Баньках были В. Я. Брюсов и литовский поэт Ю. Балтрушайтис, их литературные беседы и споры затягивались порой до раннего утра. Здесь К. Д. Бальмонтом были написаны многие стихотворения, вошедшие в книгу "Горящие здания". Эта книга стала вершиной его поэтического творчества, отразив новые черты в настроении поэта, переход от "печали, угнетения и сумерек" к "свету, огню, победительному солнцу". Вероятно, наблюдениями фабричного быта в Баньках было навеяно стихотворение "Кузнец", проникнутое уважением к труду рабочего:

Я хочу быть кузнецом,
Я, работая, пою.
С запылившимся лицом
Я смотрю на жизнь мою.

Здесь, у дыма и огня,
Много слов я создаю.
В этом радость для меня,
Я- пою!

Впоследствии, когда грянула первая русская революция, он приветствовал рабочий класс в стихах, опубликованных в большевистской газете "Новая жизнь" и журнале "Красное знамя". Опасаясь ареста, К. Д. Бальмонт был вынужден надолго эмигрировать из России. Бунтарские настроения скоро прошли, а затем в творчестве поэта, который, по выражению В. Я. Брюсова, "десять лет царил полновластно в нашей поэзии", произошел глубокий спад, и он никогда уже не смог обрести прежние влияние и популярность.
Встречи с К. Д. Бальмонтом и В. Я. Брюсовым сыграли важную роль в дальнейшей судьбе Сергея Полякова. Располагая значительными средствами, он вскоре открыл издательство "Скорпион", в котором печаталось большинство произведений русских символистов, а затем вместе с В. Я. Брюсовым организовал литературный журнал "Весы". Брюсов неоднократно бывал у него в усадьбе Знаменское-Губайлово, а также у его братьев - Константина в Щелкове и Александра в Ново-Никольском. О последнем сохранилась запись в дневнике поэта за январь 1900 г.: "Вечер 1-го пришлось провести на фабрике у А. А., где давали спектакль, после которого был бал, деревенско-купеческий, достаточно дорогой. Но все это искупали две вещи: во-первых, зимний лес, что я видел едва ли не впервые; зимний лес и блуждание в нем на лыжах. А во-вторых, драма "Царь Максимилиан", которую разыграли фабричные". Осенью 1914 г. В. Я. Брюсов был в Опалихе, где написал известное стихотворение "Сухие листья".